|
MadcapLaughs.Narod.Ru
Отрывки из книги Николаса Шэффнера “Блюдце, полное секретов - Одиссея Pink Floyd”, посвященные Сиду Барретту.
Скачать полную версию книги – zip файл.
ПРОЛОГ. КАК БЫ Я ХОТЕЛ, ЧТОБЫ ТЫ БЫЛ ЗДЕСЬ... 5
Глава 1. Установите ручки настройки ядра солнца. 8
Глава 2. Эмбрион. 12
Глава 3. Обучение искусству летать. 17
Глава 4. Да будет больше света! 21
Глава 5. Угощайтесь сигареткой! 25
Глава 6. Игры в честь мая. 27
Глава 7. Межзвездная перегрузка. 32
Глава 8. Параноидальные глаза. 36
Глава 9. Тонкий лед. 40
Глава 10. Сияй, безумный бриллиант.. 43
ЭПИЛОГ. КАК БЫ Я ХОТЕЛ, ЧТОБЫ ТЫ БЫЛ ЗДЕСЬ.. 115
ПРОЛОГ. КАК БЫ Я ХОТЕЛ, ЧТОБЫ ТЫ БЫЛ ЗДЕСЬ...
Последние недели самого волшебного для рок-н-ролла года застали наиболее обещающую из всех новых британских групп стоящей перед серьезнейшей дилеммой.
В конце 1967 года именно ПИНК ФЛОЙД, а не какой-нибудь другой свежий феномен культурной жизни, воплощали по максимуму революцию, выплескивающуюся буквально отовсюду: молодежь вела себя по-новому, по-революционному, и мода была бунтарской, и музыка... Это движение уже имело и свой собственный облик, и свою форму, и свой саунд, и свое содержание в виде песен THE BEATLES, THE ROLLING STONES и других признанных поп-идолов. Выражаясь словами басиста Роджера Уотерса, «будучи придворным оркестром этого движения», группа ПИНК ФЛОЙД уже получила известность, благодаря своим футуристическим концертным хепенингам с использованием различных средств, усиливающих зрелищный эффект всего происходящего. Именно они первыми устраивали психоделические световые шоу с расползающимися и трансформирующимися на экране каплями жидкости, именно они первыми применили квадрофоническую аппаратуру, что позволило музыкантам буквально «бомбить» слушателей со всех сторон своими фирменными, свободно льющимися отовсюду, электронными звуками.
В дни и ночи Лета Любви их второй сингл «See Emily Play» красовался в британских таблицах популярности в компании других гимнов эпохи «власти цветов», типа «A Whiter Shade Of Pale» группы PROCOL HARUM и битловской «All You Need Is Love». Первый флойдовский альбом - «The Piper At The Gates Of Dawn», - записанный в том же здании на Abbey Road и в то же время, что и «Stg. Pepper's Lonely Hearts Club Band», поразил слушателей новизной поэтической фантазии, изобретательностью в мелодиях, поистине космическими импровизациями и сюрреалистическими звуковыми эффектами.
Кое-кто даже поговаривал, что «Piper» поднял знамя там, где его уронил «Pepper»: он был последней данью очарованию тех дней всеобщего высокого полета.
Но, с точки зрения Уотерса и двух его бывших соучеников по архитектурному колледжу, ударника Ника Мейсона и клавишника Ричарда Райта, каждый раз ощущение скорой победы или удачно складывающейся перспективы сводилось на нет одной-единственной проблемой. И этой проблемой был Сид Барретт. Создатель песен для группы и своеобразный катализатор их творческих возможностей, а также единственный человек среди них, обладающий ничем не омраченной, чистой харизмой поп-звезды, он был голосом ПИНК ФЛОЙД, олицетворяя ее. Именно Сид придумал для них фантастическое, полное мистики, название...
На сцене, когда музыкантов не затеняли различные проецируемые на задник изображения или не отодвигала на второй план игра разноцветных световых вспышек, Барретт выделялся из всего состава своей энергетикой, угрожающе размахивая скрытыми балахоном руками в коротких паузах между звучанием «фидбэка», а светомастера тем временем делали так, что на огромном экране его тень вырастала и ширилась с каждым мгновением. На записи - слова и музыка группы вдыхали жизнь в волшебный мир, населенный космическими странниками из будущего, холодящими душу трансвеститами, гномами и единорогами из английских сказок. И этот мир принадлежал одному Барретту. Десятилетия или, образно говоря «целую жизнь», спустя Рик Райт восхищался: «У него было такое ВООБРАЖЕНИЕ! Он был просто великолепен. И такой симпатичный парень!».
Невозможно было представить себе ПИНК ФЛОЙД без Сида. Однако из-за того пути, по которому следовал Барретт, будущее группы, имеющей такого человека в своем составе, становилось все более туманным. Временами Барретт так замыкался в себе и отдалялся ото всех, что казался почти невидимым; а временами был дьявольски невыносим...
В кругах лондонского андеграунда и поп-музыкального сообщества слухи и рассказы о неадекватном поведении Барретта множились с потрясающей быстротой. После того как «See Emily Play» попала в чарты, группу пригласили три раза подряд появиться в телевизионной версии хит-парада «Тор Of The Pops».
Для своего первого появления в студии Барретт и музыканты группы нарядились в бархат и атлас из эксклюзивных коллекций поп-бутиков, расположенных на Kings Road. Во второй раз Сид облачился в такой же красивый прикид в стиле Лета Любви - но его костюм уже выглядел так, словно музыкант не снимал его сутками и даже спал в нем всю неделю. Третий раз он явился в телевизионную студию в новом супермодном костюме, но привез с собой дурнопахнущие старые лохмотья, в которые и переоделся непосредственно перед выходом ФЛОЙД на съемки. Позже Сид утверждал, что т.к. БИТЛЗ больше не собирались размениваться на такие пустяки, как представление своих хитов в «Top Of The Pops», передаче для семейного просмотра, то он не понимает, зачем же такими пустяками заниматься ПИНК ФЛОЙД.
Друзья и знакомые на все лады приписывали странные метаморфозы, происходящие с Барреттом, некому долго дремавшему психическому расстройству: они объясняли все происходящее непомерным давлением груза земной популярности на весьма чувствительного 21-летнего мечтательного художника; упоминали и постоянный прием ЛСД и других психостимуляторов. Как бы там ни было, каждый из них признавал, что ситуация выходила из-под контроля, ухудшаясь с каждым днем.
Осенью 67-го года первое американское турне группы закончилось всего лишь спустя восемь дней после своего начала - в течение этой недели с небольшим певец хранил гробовое молчание даже тогда, когда планировалось, что ФЛОЙД сымитируют исполнение «Emily» в программе Дика Кларка «American Bandstand». Во время программы «The Pat Boone Show» он, не произнося ни слова, вперив неподвижный взгляд в пустоту, внимал льстивым словам хозяина передачи. Когда ФЛОЙД начали в ноябре свои гастроли по Британии в качестве разогревающей группы перед Джими Хендриксом, Барретт даже не дотрагивался до своего полированного «Телекастера» - инструмент сиротливо болтался у него на животе в течение всего выступления группы.
То, что считается классическим эпизодом в истории Барретта, произошло довольно скоро после этого. Сид замешкался перед зеркалом в гримерке, приводя в порядок свою афроподобную прическу, чтобы выйти в надлежащем виде следом за американским героем гитары («обязательный перманент а-ля Хендрикс» - так назовет эту прическу Роджер Уотерс двенадцать лет спустя в «Стене»). Его уставшие от ожидания коллеги в конце концов вышли на сцену без Барретта. Такое поведение музыкантов, судя по всему, побудило его принять решительные ответные меры: в сердцах он распатронил целую упаковку своих любимых таблеток, относящихся к разряду сильных барбитуратов и продаваемых в США под названием «Quaalude». Сид осыпал голову таблетками и выдавил на волосы целый тюбик геля.
Сотворив такое, душа ПИНК ФЛОЙД присоединился к остальным музыкантам на сцене. Жар от включенных прожекторов и кучи осветительных приборов очень скоро превратил всю созданную им красоту в малоэстетическую мешанину-и рассеянная пинкфлойдовская звезда стал похож (по мнению потерявшего тогда от изумления дар речи светоинженера) на «оплывшую свечу». Нельзя сказать, чтобы другим флойдовцам приходилось скучать - особенно когда единственной нотой, которую Сид извлекал на протяжении всего вечера из своей гитары, была бесконечно повторяющееся «до» первой октавы.
Остальные музыканты решили, что они должны как-то заполнить пустоту на сцене, возникающую так часто из-за Барретта, присутствием другого певца-гитариста. Самой подходящей кандидатурой им казался блондин Дэвид Гилмор, иногда подрабатывавший на подиуме манекенщиком. Он, в отличие от Сида, был уравновешенным и общительным. К тому же Дэвид знал Барретта раньше и работал с ним. Он вырос вместе с Сидом в Кембридже и научил его нескольким стоуновским аккордам, еще до того как они вместе придумали такую манеру игры на гитаре, которая могла бы каждому из них по отдельности принести известность. В том случае если бы Барретт не мог находиться на сцене во время всего выступления, Гилмор мог бы совершенно точно и безупречно сыграть все сидовские партии, и почти никто ничего бы не понял.
Некоторое время остальные флойдовцы и их менеджеры пытались найти возможное решение своей проблемы по аналогии с прецедентом, созданным группой THE BEACH BOYS, - их такой же непостоянный сочинитель песен и местный гений Брайан Уилсон оставался дома и сочинял новый материал в своей песочнице, пока вся группа моталась по турне. Но новые песни Барретта были абсолютно некоммерческими. Его душераздирающие автопортреты «Vegetable Man» и «Scream Thy Last Cream» едва ли были рассчитаны на то, чтобы принести ФЛОЙД ошеломляющий успех. А в «Have You Got It Yet?» Сид на каждой репетиции со своими коллегами изобретал новую мелодию и новую последовательность аккордов. Назвав это произведение «настоящим творением безумного гения», Роджер Уотерс позже вспоминал: «Я стоял там битый час, пока он пел... пытаясь объяснить, что он постоянно все менял и так, что я ничего не мог понять. Он мог бы пропеть «Ну что, уловил?», а я бы мог ответить «Нет, нет, не уловил»...».
Роджеру катастрофически надоело возиться с Сидом - его терпение кончилось. Понимая важность реализации мечтаний ПИНК ФЛОЙД о мировой славе и провозглашая принцип «быстрого продвижения по подземным тоннелям», он постоянно реагировал на барреттовские выходки намеренно агрессивно, о чем сам бас-гитарист искренне сожалел годы спустя.
Как-то вечером в феврале 1968 года Уотерс за рулем принадлежащего группе старого «ролльса» колесил по различным районам Лондона, забирая музыкантов перед началом очередных гастролей в южных провинциях. В таких случаях он заезжал за Барреттом в последнюю очередь, т.к. тот жил на окраине. «Ну что, захватим Сида?» - спросил один из музыкантов группы. «О нет, давайте не будем!» - простонал другой. И в этот самый момент каждый из них вдруг осознал, что они предпочитают обходиться без него. Они будут стараться изо всех сил!
За эти месяцы Барретт частенько был не в той форме, чтобы выступать; но именно в тот вечер в Саутгемптоне впервые Уотерс, Мейсон, Райт и Гилмор приняли решение появиться на сцене без него. Более того, никто не должен был оглядываться назад; когда они вернулись в студию EMI на Abbey Road для записи своего второго альбома, бывало так, что ошеломленный и растерянный Сид со своей гитарой сидел в приемной, а остальные записывали трэки для «A Saucerful Of Secrets».
Вскоре после этого - 6 апреля 1968 года - было официально заявлено, что Сид Барретт больше не является членом ПИНК ФЛОЙД. Эта новость мгновенно облетела все поп-музыкальные лондонские издания, и журналисты и даже собственные менеджеры группы подумывали, что это означало конец ФЛОЙД. Сид все-таки БЫЛ Пинком.
Сам Барретт никогда даже и мысли допустить не мог, что ПИНК ФЛОЙД может быть не ЕГО группой. Он по-прежнему появлялся без предупреждения на выступлениях ФЛОЙД в альтернативном лондонском клубе Middle Earth, вставал в первый ряд и не сводил немигающего взгляда с Дэвида Гилмора на протяжении всех этих довольно сумбурных концертов. «Это было чистой воды параноидальной затеей, - говорил Гилмор, - прошло немало времени, пока я действительно ощутил себя частью группы».
Глава 1. Установите ручки настройки ядра солнца
«Забравшись под землю, ты точно знаешь, где находишься. Ничего с тобой не случится, никто тебя здесь не достанет. Ты полностью хозяин сам себе, не надо никого ни о чем спрашивать, не надо ломать голову над тем, кто что подумает. Там, наверху, все идет своим чередом - и пусть, тебе-то что до этого. А если захочешь - вылезай на поверхность, и к твоим услугам все на свете...»
Крот в книге «Ветер в ивах» Кеннета Грэма
В 1966 году Лондон переливался всеми цветами радуги, превратившись в настежь распахнутый всем ветрам город. После двух серых десятилетий послевоенной «аскетичности» экономика была на подъеме, у власти находилось вроде бы демократическое правительство, а такие понятия, как «идеализм» и «оптимизм», прочно вошли в повседневную жизнь.
С появлением нового поколения выходцев из рабочего класса -фотографов, дизайнеров, сценаристов и поп-звезд , - исповедовавших совершенно иной образ жизни, в целом, изменилась и атмосфера старого островного королевства. Оказалось, что классовая иерархия постепенно утрачивала свое значение в системе ценностей британцев. Одежда и пластинки стоили недорого, и возможность покупать их без всяких проблем позволила небогатой молодежи превратить и моду, и музыку в средство своего необузданного самовыражения. Идею такого «отвяза» благосклонно приняла даже консервативная английская аристократия. И среди совершенно разных, не похожих друг на друга групп музыкантов, поэтов, режиссеров, художников и политических активистов когда-то дремлющего города закипела, забурлила жизнь, полная событий: шестидесятые (такие, как мы их сейчас вспоминаем) шагнули на сцену.
К весне 1966 года жизненная активность в Лондоне достигла такого пика, что в редакционной статье журнала «Time» столицу Великобритании окрестили «свингующим Лондоном» - городом текущего десятилетия. Именно так называли Париж двадцатых и Рим пятидесятых годов. «В наши дни Лондон полон жизни как никогда, - констатировал журнал. - Изящество древности и сегодняшнее изобилие смешались в сверкающем пятне поп-арта и поп-музыки».
Едва ли проанглийски настроенные редакторы «Time» были первооткрывателями Нового Лондона. В середине 60-х, когда еще межконтинентальные перелеты в салонах реактивных лайнеров не стали обычным делом, такие писатели-битники, как Аллен Гинзберг (Allen Ginsberg) и Уильям Берроуз (William S. Burroughs), фактически сделали Лондон своим вторым домом. Молодые таланты-изгнанники, начиная с постоянно попадающегося на глаза представителя фирмы Elektra Records Джо Бойда (Joe Boyd) и заканчивая чародеем электрогитары Джими Хендриксом (Jimi Hendrix), подпитывали своей заокеанской энергией город, культурная жизнь которого разгоралась в полную силу.
Среди живых свидетелей происходившего - уроженец Филиппин, артист-экспериментатор и танцовщик ( а также по совместительству господин театральный оформитель) Дэвид Медалья (David Medalla). «Американские писатели и артисты оказывали огромное влияние, - вспоминает он. - Американские художники послевоенного поколения, абстракционисты-экспрессионисты и особенно поп-дизайнеры сначала выставлялись в Лондоне, а уж потом им открывал объятия Нью-Йорк. Джин Винсент (Gene Vincent) и Эдди Кокрэн (Eddie Cocran), первые ласточки рок-н-ролла и первые рок-н-ролльные звезды, приехавшие сюда, имели колоссальный успех. Англичане, образно говоря, оказались чертовски благодатной почвой для занесенных в нее семян, и, благодаря своему потрясающему трудолюбию и мастерству, им удалось даже усовершенствовать этот стиль. Представляете, в Америке в вашем распоряжении «сырой» рок-н-ролл, сырец, исходный продукт, но если вы перемещаетесь в Англию, то там встречаете музыкантов вроде THE BEATLES, которые экспериментируют и создают некий синтетический стиль. Вообще, поколение эпохи БИТЛЗ относилось ко всем нововведениям, вроде новых причесок и новой одежды, с долей трогательной наивности».
1966 год - время, когда находившиеся в зените славы THE BEATLES обогатили поп-музыку альбомом «Revolver: всего за два года с хвостиком Джон Ленной и Пол Маккартни (с небольшой помощью своих друзей - ситар, струнных квартетов и всяких студийных хитростей) превратили банальные yeah-yeah-yeah и «I Wanna Hold Your Hand» в «Eleanor Rigby» и «...отключи свои мозги, расслабься и плыви вниз по течению» («turn off your mind, relax, and float downstream»). THE ROLLING STONES, выбравшие себе имидж этаких денди времен правления королевы-регентши, заполнили радиоэфир композициями в жанре жесткой психологической драмы: «The 19th Nervous Breakdown» и «Paint It Black». Разбивающий гитары лидер THE WHO Питер Тауншенд (Peter Townshend) сделал свою группу настоящим явлением благодаря созданию шокирующей смеси из одежды в стиле модов, мощнейших гитарных аккордов, эффекта «фидбэк» и пропитанного духом анархии сценического шоу, включавшего применение различных видео-«бомб» и дымовых шашек. Вся эта гремучая смесь считалась образцом поп-арта. Исполнитель фолк-рока из Шотландии по имени Донован (Leitch), бледная копия американского Боба Дилана и не более того, на пути покорения вершин чартов с «Sunshine Superman» и «Mellow Yellow» узрел не только свет, излучаемый Востоком, но одновременно с этим озарением превратился в музыканта «электрического» и «средневекового» по стилистике. А Рэй Дэвис (Ray Davis) из THE KINKS стал, вне всякого сомнения, первым звездным рок-исполнителем, с явно выраженным британским акцентом повествовавшим о типично британских печалях и бедах в таких своих трех высокохудожественных хитах 1966 года, как «Dedicated Follower Of Fashion», «Sunny Afternoon» и «Dead-End Street».
И Дэвиса, и Тауншенда, и Леннона, и Кита Ричардса роднит одно - все они посещали художественные училища: традиционно английские храмы искусств для подающих надежды неприкаянных молодых людей, не способных учиться в более строгих академических учебных заведениях. С превращением Великобритании в государство «всеобщего благоденствия» для большинства студентов такие колледжи стали отличной возможностью за государственный счет вращаться в среде, способствующей развитию интеллекта, оттягивая неминуемую очную ставку с грубой реальностью.
Неудивительно, что именно художественные училища долгое время являлись своеобразным рассадником-садком, откуда на свет божий появлялись идеологи и организаторы манифестаций под лозунгом «Атомной бомбе - нет!». Там вовсю экспериментировали с наркотиками, расцветала литература битников и - отнюдь не в последнюю очередь - джаз, блюз и рок-н-ролл. Первоначально музыка поп-групп, созданных студентами подобных учебных заведений, грешила отсутствием профессионализма. Зато им с лихвой хватало артистических способностей, чувства стиля и иронического отношения к самим себе, полностью отсутствующих в американской музыке.
По словам друга ФЛОЙД художника-графика Пирса Марчбэнка (Pearce Marchbank), «развитие всей культуры Британии 60-х» можно отследить по художественным училищам - «лабораториям, поставлявшим рок-музыкантов, дизайнеров и художников... Студентов отличала необычайная широта кругозора, мы интересовались всем происходившим вокруг. Неважно, что нас как дизайнеров учили работать над керамическими горшками, книгами и театральными декорациями. За одним столиком в закусочной встречались и общались между собой художники, печатники, операторы, графики - едва ли где-нибудь еще можно было бы увидеть подобное». В начале 1970 года влияние художественных колледжей на британскую рок-музыку проиллюстрировал своим альбомом «The Art School Dance Goes On Forever» («Танцулькам в художественном училище не видно конца») Пит Браун (Pete Brown). Обложка этого альбома была украшена эскизами и зарисовками известных приятелей-музыкантов, учившихся в подобных учебных заведениях. Перечень имен, указанный на обложке, включал Леннона (который, кстати сказать, был одним из тех немногих персонажей, кто не подтвердил свое согласие на участие в данном проекте), музыкантов YARDBIRDS, STONES, THE WHO, Эрика Клэптона, Джинджера Бейкера и Джека Брюса (между прочим, именно Браун «рулил» тексты для недолговечного трио CREAM). Был на «The Art School Dance...» и один-единственный рисунок Сида Барретта.
От всех остальных Барретт отличался тем, что он являлся представителем третьего поколения поп-музыкантов: достаточно молодой, чтобы быть вовлеченным в водоворот рока музыкой и THE BEATLES, и THE STONES, и творениями звезд первого поколения - Бадди Холли и Элвиса Пресли. К тому моменту, когда талантливый 19-летний художник объединил свои творческие усилия с Роджером Уотерсом, Риком Райтом и Ником Мейсоном, THE BYRDS уже увенчали себя лаврами успеха благодаря удачно сделанному ими хиту - электрической обработке песни Боба Дилана «Mr. Tambourine Man», THE BEATLES переживали творческие муки в работе над «Rubber Soul», а утонченность и сознание собственной значимости уже пустили корни в среде поп-музыки.
В Америке длинноволосые юнцы толпами «соскакивали с рельсов» «гибкого, но правильного общества». Ненавидевшие войну во Вьетнаме и подсевшие на наркотики (от сравнительно безобидной марихуаны до великого открытия доктора Альберта Хоффмана, сделанного в 1938 году, - LSD, диэтиламида лизергиновой кислоты), которые расценивались, скорее, как способы расширения сознания (нежели как способы красиво уйти из жизни), так называемые хиппи и «дети-цветы» объединялись в оазисах вроде расположенного в Сан-Франциско района Хейт-Эшбери (Haight Ashbury). Глашатаями таких альтернативных коммун стали подчеркнуто антикоммерческие бунтарские команды типа THE GRATEFUL DEAD, JEFFERSON AIRPLANE и MOBY GRAPE, в свою очередь вскормленные музыкой THE BEATLES и THE STONES. Концерты этих групп неизменно сопровождались психоделическими световыми шоу.
Еще не наступило время фиксировать достижения эйсид-рока на виниле, и знакомство лондонцев с контркультурой Нью-Йорка и Сан-Франциско сводилось к искажающим факты сообщениям прессы и редким пластинкам, привезенным теми, кто лично побывал за океаном. Как бы там ни было, молодежная революция в Штатах вызвала горячий отклик в среде передовой лондонской молодежи - музыкантов, писателей, художников, которые, не долго думая, выдали свой, британский, вариант ответа Америке.
Район Ноттинг-Хилл стал для Лондона в той или иной мере подобием сан-францисского Хейта или нью-йоркского Ист-Виллиджа (East Village). Его население являло собой довольно пеструю смесь людей всех цветов кожи - такая «вавилонизация» городского района для Англии тех времен была еще в диковинку. Случались там даже расовые волнения. Жилье в Ноттинг-Хилле было дешевым, и это место скоро превратилось в настоящую Мекку для чернокожих музыкантов, поставщиков и продавцов наркотиков. Получалось, что отдельные группки аутсайдеров и изгнанных из учебных заведений личностей были прилично воспитаны, обучены и не страдали истощением от недоедания, что, собственно, роднило их с «маяками» нарождающегося альтернативного сообщества. По словам одного из таких «светочей», выпускника Кембриджа и внука члена парламента от лейбористской партии Питера Дженнера, «по общепринятым меркам, все мы были весьма преуспевающими людьми, но сами мы считали это своим недостатком. В жизненной лотерее мы вытянули счастливый билет и были чертовски этим недовольны».
Пока суд да дело, Дженнер занимался весьма уважаемой работой - преподавал экономику и социологию в Лондонской школе экономики. Один из его первых коллег-приятелей по выкуриванию косяков харизматический участник кампаний борьбы за мир Джон Хопкинс ( или просто «Хоппи») также получил ученую степень в Кембридже. Однако работе физика-ядерщика он предпочел профессию вольного фотографа, на стороне издавая несколько тонких журнальчиков.
Похожий на бабочку, порхающую с цветка на цветок, «Хоппи» интересовался джазом, и вскоре его увлечение вылилось в поденную работу для лондонского еженедельника «Melody Maker». Но во время подлинного взрыва в британской поп-музыке, пришедшегося на начало 60-х, ориентация издания изменилась, а джазовые музыканты уступили свое место перед фотообъективом Хопкинса группам THE BEATLES и ROLLING STONES. Общение с членами новой рок-династии было, по его словам, «довольно забавным. Меня лично всегда больше интересовал джаз, но я начал заниматься и такой музыкой».
Партнером Хопкинса по быстро прогорающим изданиям типа «Длинноволосые Времена» («Longhair Times») был довольно мягкотелый Барри Майлз (Barry Miles). Приобретя известность как самый яркий британский последователь и помощник Аллена Гинзберга (он завершил работу над авторизованной биографией поэта в 1989 году), Майлз взвалил на себя бремя организации еженедельных поэтических чтений в Ройял Апьберт-холле в июне 1965 года. Это мероприятие почтили своим присутствием такие американские поэты-битники, как Грегори Корсо (Gregory Corso) и Лоуренс Ферлингетти (Lawrence Ferlinghetti), с английской стороны присутствовали их местные двойники - Эндриан Митчелл и Пит Браун. На тусовку явилась толпа из 6000 свежеиспеченных хипстеров, а кульминацией вечера стало чтение Гинзбергом своего пророческого произведения «Сегодня вечером давайте все займемся в Лондоне любовью» («Tonight Let's All Make Love In London»). С тех пор такие чтения частенько называют отправной точкой движения андеграунда в Великобритании.
В начале 1966 года Майлз стал одним из основателей влиятельного прогрессивного книжного магазина «Индика» («Indica Bookshop») и художественной галереи, которую финансировал Питер Эшер, приходившийся родным братом Джейн, тогдашней подружки Поля Маккартни. Магазин этот стал тем местом, а Майлз тем человеком, которые окончательно закрепили воплощение THE BEATLES в образе духовных искателей и культурных гуру. В наши дни об «Индике» чаще всего вспоминают как о месте первой встречи Джона Леннона и Йоко Оно. Кстати сказать, название магазина пошло от латинского сочетания cannabis indica, означающего сорт конопли, без которой, сами понимаете ... Что касается Джейн Эшер (Jane Asher), то она вышла замуж за Джеральда Скарфа (Gerald Scarfe), который появится в нашем повествовании чуть позже как художник, оформивший «The Wall».
Тем временем Дженнер и Хопкинс в связке с «просто странной компанией людей» - литераторов Джона Митчелла (John Mitchell) и Феликса де Мендельсона (Felix de Mendelson), поэта Нила Орэма (Neil Oram), Джо Бойда из Электра Рекордз и активиста негритянского движения по имени Майкл Икс (Michael X) - основали Лондонскую Свободную школу (London Free School) на Powis place в Ноттинг-Хилл. «У нас были дипломы, и мы чувствовали себя личностями, - объясняет Дженнер, - но мы прекрасно понимали, что в школах и университетах нам открывали лишь сотую, субъективно выбранную, часть правды. Мы сочетали распространение знаний с общественно-полезной работой, сокращающей разрыв между интеллектуальной элитой и простыми необразованными людьми, жившими в северном Кенсингтоне. Однако так продолжалось недолго. Мы тратили уйму времени на болтовню о том, что нам хотелось бы сделать. Настоящая работа началась практически в конце весны 1966 года - мы провели несколько лекций в ужасных меблированных комнатах, где жил Майкл X. Потом пришлось прерваться на лето, так как многие уезжали на каникулы». Хотя этот антиуниверситет так и остался, скорее, будоражащей воображение идеей, а не стал чем-то более реальным, Дженнер вспоминает о нем как «возможно, первом действенном проявлении андеграунда в Англии».
Одним из побочных деяний питавших маниакальную привязанность к джазу основателей Свободной школы стало создание компании звукозаписи DNA, на которую можно было смело вешать вывеску «Контора Гиблое Дело». Дженнер, Хопкинс и де Мендельсон собирались воспользоваться связями Джо Бойда на фирме Электра для распространения пластинок чересчур «прогрессивных» музыкантов и установить полезные контакты с крупными фирмами.
Единственным продуктом фирмы стал альбом «AMMusic» новаторской группы АММ, исполнявшей free-form jazz. Группа, в основном, запомнилась своими белыми халатами, светоэффектами, заимствованными из экспериментального театра, и самостоятельно разработанными и сделанными инструментами. Среди новшеств была педаль, подведенная к радиоприемнику таким образом, что музыканты группы на концерте могли импровизировать на тему любого поп-хита, звучавшего в тот момент в эфире. На пластинке было записано всего две композиции - по одной на каждой стороне, - названные так, чтобы в голове у слушателя возникали какие-нибудь необычные сюрреалистические ассоциации и воспоминания: «Чуть позже, во время пылающего заката на Ривьере» («Later During A Flaming Riviera Sunset») и «После быстрого кружения по площади» («After Rapidly Circling The Plaza»). Совершенно не преуспев в коммерческом отношении, АММ, тем не менее, оказала влияние на одну из групп, которая позже все-таки озолотилась благодаря своему творчеству.
Альтернативный Лондон собирался с силами в клубе The Marquee в районе Сохо, где по воскресеньям регулярно устраивались хепенинги. Всего несколько лет назад это заведение стало местом, откуда начали свой взлет к славе несколько поколений музыкантов, включая THE ROLLING STONES, THE YARDBIRDS и THE WHO. «Спонтанный Андеграунд» («Spontaneous Underground») приблизительно в равной мере включал джем-сейшены, костюмированные вечеринки и анархичные free-for-all, тусовки для всех желающих, бывшие британским аналогом американских Ве-In'ов. Промоутером выступал Стив Столмен (Steve Stollman) - настоящий, без дураков, житель Нью-Йорка, чей брат заправлял делами американской компании ESP, специализировавшейся на записи авангардной музыки. ESP только что заполнила печальную вакансию в разделе «экспериментальный джаз» коллективом THE FUGS, более или менее ориентированным на рок.
Столмен запомнился Майлзу человеком, «полным потрясающих идей, готовых к воплощению. Его отличали энергия и предприимчивость, свойственные обитателям Нью-Йорка и напрочь отсутствующие у англичан». Приглашение на премьеру хепенинга в The Marquee в феврале 1966 года гласило: «Кто там будет? Поэты, рок-певцы, сорви-головы, американцы, гомосексуалисты (потому что они составляют 10 процентов населения), 20 клоунов, джазовые музыканты, один убийца, скульпторы, политики и несколько девушек, не поддающихся описанию...».
Хотя в программу вечернего мероприятия и можно было бы включить одну-две рок-группы, но их выступления все равно не стали бы, как говорится, «центром вселенной». Во время исполнения на сцену проецировались 8-миллиметровые кинофильмы, и было очень трудно отделить исполнителей на сцене от собравшейся в зале публики. Людей, решивших придти в The Marquee, уговаривали одеваться как можно скандальнее. Они и так вносили свой вклад в общую неразбериху, извлекая всяческие самые неожиданные звуки из якобы «случайно найденных инструментов» - фыкали какими-то деталями от унитазов, дудели в почтовые рожки и включали-выключали транзисторные приемники.
«Было здорово, что Столмен не объявлял никаких номеров; он вообще никому ничего не обещал, - говорит Майлз. - Нужно было заплатить деньги за вход, но внутри ничего по обязательной программе не происходило. Надо было развлекаться самому».
«Должны были придти эти поэты. Я же запомнил одну девчушку, которую подстригли прямо на сцене. Как-то раз появились GINGER JOHNSON'S AFRICAN DRUMMERS - около дюжины музыкантов играли на здоровенных африканских барабанах. В компании шести исполнителей на ситарах был там и полностью «съехавший» на «кислоте» Донован с глазами, подведенными, как у Клеопатры. Я потом спросил у него, понравилась ли ему тусовка, но он совершенно ничего не помнил».
Специально «Спонтанный Андеграунд» не рекламировали, лучшим промоушном были ползущие по городу слухи да загадочные приглашения типа:
ПУТЕШЕСТВИЕ
приносите мебель игрушечный пропеллер бумажный коврик
краску связку воздушных шариков маскарадный костюм маску
робота свечу ладан лестницу колесо
фонарь себя самого и всех остальных
13 марта в 17.00
marquee club 90 wardour street w1
Хотя участие группы из четырех студентов в мероприятии никак не рекламировалось, ее название можно определить по надписи на басовом усилителе - «THE PINK FLOYD SOUND», - которая хорошо видна на единственной уцелевшей пленке, зафиксировавшей дебют состава в «Спонтанном Андеграунде».
По своему обыкновению, там присутствовал Джон Хопкинс. «Народу собралось немного, - вспоминает он, - человек 40 или 50. Группа исполняла не музыку как таковую, она исполняла ЗВУКИ! Волны и стены звуков, в корне отличавшиеся от того рок-н-ролла, который игрался до них. Это было похоже на сумасшедшие эксперименты со звуком музыкантов, занимающихся серьезной музыкой, а не попсой. Нечто подобное делал Джон Кэйдж (John Cage). И вот, откуда ни возьмись, появляется четверка молодых студентов художественного колледжа и исполняет потрясающе ненормальную музыку, которая «сдувает крышу» у многих. Очень впечатляюще!».
Весной 1966 года THE PINK FLOYD SOUND превратились в завсегдатаев «Спонтанного Андеграунда», и молва о них пошла гулять среди людей искусства из числа друзей Хопкинса, включая и Майлза. «Они были первыми из тех, кого я услышал, - говорит Майлз, -кто старался сочетать нечто вроде интеллектуального экспериментаторства с тем рок-н-роллом, который мне всегда нравился. То, с чем ты взрослеешь, остается с тобой до конца жизни, ты знаешь наизусть слова всех этих песенок, какими бы дебильными они ни были...».
«В конце 50-х я был рок-н-ролльщиком, этаким крутым тедди боем, вроде стиляги. Потом я окунулся в джаз, и почти четыре года и слыхом не слыхивал, чем живет рок-н-ролл. Я был типичным продуктом художественного училища, воспитанным на американских абстракционистах-импрессионистах и на творениях бит-поколения. Я и с БИТЛАМИ-то повстречался на вечеринке по случаю дня рождения Аллена Гинзберга. Но тогда их музыкой я еще не увлекался. А вот музыкальный синтез, изобретенный ФЛОЙД (или существовавший в моем воображении), показался мне действительно выдающимся».
Владелец того самого книжного магазина «Indica» был весьма польщен предложением дать статью о ФЛОЙД - первый материал о них в прессе! - не где-нибудь, а в Нью-Йорке, в новой андеграундной газете «The East Village Other». Вообще-то изначально американцы попросили его вести колонку по альтернативному искусству Великобритании. «На первых порах, - замечает Майлз, - я не воспринимал ФЛОЙД как личностей. Я считал их частью лондонского авангарда того времени».
Питер Дженнер, в свою очередь, сначала не задавался целью выявить какую-либо рок-н-ролльную команду, будь она трижды «экспериментальной». «Как интеллектуальный сноб, выходец из среднего класса, я вырос на джазе, - объясняет он,- в те времена заработать на поп-музыке было трудновато, она еще не стала предметом всеобщего внимания и интереса. Считалось, что даже молодежь увлекается классикой - вот эта музыка была «подходящей». Если вы были слегка «с приветом», вам надлежало увлекаться джазом. А если вы действительно считались чокнутым по полной программе, то вас привечал чикагский блюз. Мне по душе был электрический блюз - Бо Дидли (Во Diddley), Мадци Уотерз (Muddy Waters), - но я не воспринимал его в исполнении белокожих парней из Лондона. Шедевром их музыку я не назвал бы, хотя и встречался с Эриком Клэптоном. Впрочем, тогда он чувствовал то же, что и я».
К началу 1966 года антипатия Дженнера к рок-музыке пошла на убыль: «С появлением Боба Дилана и THE BYRDS я понял, что и поп-музыке есть что рассказать, в отличие от всякой чуши, вроде «itsy-bitsy yellow polka-dot bikini»...». Кроме того, до этого «делового битника», как прозвали Дженнера друзья, дошло, что из условий контракта между только что созданным отделением, занимавшимся авангардным джазом, и фирмой Электра следовало: «Чтобы заработать хоть какой-то мизер, мы должны были продавать миллионы пластинок. И речи не было о том, чтобы разбогатеть! Просто получать какие-то копейки и делать что-нибудь. Выплачивая по 2 процента положенного авторского вознаграждения, мы даже не могли покрывать производственные расходы. И я пришел к выводу - позарез нужна поп-группа, ибо тогда я думал, что именно поп-группы приносят деньги». Одним воскресным майским днем Дженнер пришел в состояние полного отупения от проверки экзаменационных работ (весенний семестр подходил к концу). Ровно за одно поколение до него точно так же ошалевший от текучки профессор Дж.Толкиен (J.R.R. Tolkien) в качестве разрядки набросал на чистом листе одной из студенческих работ: «В норе, вырытой в земле, жил хоббит», начав таким образом мифическую сагу о Средиземье, ставшую библией зарождавшегося британского андеграунда. Питер Дженнер, в свою очередь, отложил экзаменационные работы в сторону, чтобы заскочить в клуб The Marquee, где он и открыл для себя бесповоротно субкультурную группу.
Большая часть присутствующих на «Спонтанном Андеграунде» наслаждалась огромным розовым желе (известным американцам под названием Jelly-O), которое стало неотъемлемой частью альтернативных лондонских хепенингов. Несколько решительных молодых хипстеров покрыли свои роскошные наряды розовой смесью под музыку группы с весьма подходящим названием - THE PINK FLOYD SOUND.
Находившийся больше под впечатлением от группы, нежели от желе, Дженнер раздумывал, а были ли ПИНКИ воплощением его фантазий и могли ли они помочь удержать на плаву DNA Records и дать ей шанс вырваться вперед. «Они играли авангард, и они были отменно хороши, - говорит Дженнер, - у меня уши горели, так как во время исполнения обычных блюзовых вещей или «Louie Louie» они ударялись в психоделические разработки-интерлюдии».
«Помню, как я кружил вокруг сцены, когда первый раз увидел их в Marquee, пытаясь разобраться, откуда же шел звук и кто этот звук издавал. Обычно слышишь бас-гитару: «Бум, бум, бум», фортепиано: «Клик, клик, клик» и «Дзинь, дзинь, дзинь» - это гитара. Однако во время сольных инструментальных проходов, я не мог разобрать, где гитара, а где - клавишные. Это очаровало и заинтриговало меня. Музыка не была ровной и аккуратненькой, как у большинства рок-групп, бывших, на мой взгляд, весьма скучными: «Моя малышка любит меня. Да, да, да!» - с одними и теми же повторяющимися аккордами».
«При критическом подходе, характерном для представителя среднего класса, я был в состоянии принять их, я мог понять, что то, что они делали, было интересно».
Позже Дженнер проследил путь басиста и барабанщика до их лондонской квартиры в северном Хайгейте. В интервью в 1973 году Роджер Уотерс вспоминает, как «Дженнер пророчествовал: «Вы, парни, станете известнее THE BEATLES!». Ну, мы так посмотрели на него и ответили с сомнением в голосе: «Да ладно, увидимся, когда мы вернемся, - пришло время поваляться нам на солнышке на континенте»...».
В процессе этой встречи будущий заправила шоу-бизнеса выяснил, что ПИНК ФЛОЙД САУНД находились на грани распада из-за отсутствия регулярных выступлений, напряженки с поиском новой работы и стремления Роджера Уотерса и Ника Мейсона посещать занятия на архитектурном факультете лондонского Политехнического колледжа. Более того, певца и гитариста Сида Барретта (о котором Дженнер подумал, что у того есть все задатки звезды) пока больше интересовала живопись, чем игра в группе.
Источник: lib.znate.ru
|
|
